«Агентурно Х» - Хитров Вадим Михайлович

Когда юноше исполнилось шестнадцать, местный пастор уговорил мать Петера отправить сына для дальнейшего музыкального образования в Германию, в хор Кельнского собора, которым руководил его старинный приятель. Петеру было все равно, и он поехал, а уже в двадцать лет стал агентом германской разведки.

Итак, в донесении Крейна не было главного, а именно данных по системе связи Балтийского флота и по русским морским шифрам.

1914 год. Август. Ревель

Тем временем давешний капитан первого ранга, взгляд которого отметил официант из Екатериненталя, строго распинал в кают-компании миноносца «Лейтенант Бураков» офицера этого корабля старшего лейтенанта Гамильтона.

– Михаил Владимирович, я очень ценю вас, однако неоднократно указывал на секретность нашей миссии, а вы, извините, мелете, как баба.

– Я не понимаю, — зардевшись, с вызовом ответил Гамильтон.

– Ах, вы не понимаете? Давеча в Морском собрании некая особа во всеуслышание рассказывала о некоторых подробностях наших изысканий на «Магдебурге». Как потом выяснилось, это была сестра вашей жены. О таких подробностях, как плеть для наказания нижних чинов, мог рассказать только тот, кто сам побывал на «немце».

– Виноват, — потупившись, тихо произнес Гамильтон и насупился.

Капитан первого ранга посмотрел на подчиненного и усмехнулся в усы.

– Полно, Михаил Владимирович, вообще-то я вам крайне признателен за действия на «Магдебурге». Благодаря вашей внимательности у нас в руках оказалась поистине бесценная находка. Однако прошу вас быть аккуратнее. Мы на войне, и враг наш не мальчик.

– Хорошо, Адриан Иванович, впредь буду осторожнее в своих высказываниях. Разрешите идти? — слегка приободрившись, ответствовал старший лейтенант.

– Идите.

На палубе Гамильтон едва не столкнулся с Ренгартеном, который, вовсе никого не замечая, с какой-то безумной улыбкой в воспаленных глазах пронесся мимо, видимо, очень спеша.

– Адриан Иванович, здравия желаю, нашел, — выпалил он, буквально ворвавшись в кают-компанию, и плюхнулся на стул.

Непенин сначала решил было отчитать подчиненного за небритость и помятый, неопрятный вид, чего обычно не терпел, но осекся, ибо понял — случилось то, чего все так ждали.

– Голубчик вы мой, неужели удалось?

– Да, Адриан Иванович, думал, с ума сойду, когда последний раз спал, и не помню. Очень сигналы для гражданских судов помогли и наши перехваты, а книга с «Магдебурга» и вовсе кладезь. Теперь можем читать их шифровки, будто это открытый текст.

– Так уж прямо и читать? — с искоркой в глазах спросил Непенин.

– Гарантирую! — радостно воскликнул Ренгартен.

– В таком случае я вам гарантирую очередное звание и Владимира.

– Премного благодарен.

– Скажите, а как часто немцы меняют шифр?

– Это зависит от ситуации, но довольно часто.

– И как же быть?

– О, это не проблема. Немцев губит излишняя любовь к порядку. Во-первых, шифр меняется незначительно, непринципиально, я бы так сказал. Во-вторых, код всегда меняется с ноля часов. В-третьих, они постоянно дублируют сообщения. И если переданное сообщение датировано пятнадцатым августа в 23.50 и уходит одним кодом, то в 00.05 шестнадцатого оно повторяется уже новым кодом. Вуаля, мы можем сравнить два варианта и вычислить изменения, а радиограмм мы теперь перехватываем достаточно много.

– Это хорошо, это очень хорошо, Иван Иванович, — бодро сказал Непенин и тут же крикнул: — Беликов, коньяку и лимон! Сейчас мы выпьем, потом отобедаем у меня дома и опять выпьем, после чего вы отправитесь спать, без разговоров.

– Хорошо, — покорно и устало произнес Ренгартен, зная, что хлебосольный Непенин просто так не отпустит. Всем было ведомо об увлечении Адриана Ивановича кулинарией, готовил он отменно.

Глава четвертая

Заслуженный авантюрист его величества

1914 год. Сентябрь. Берлин

Аркадий Михайлович фон Лартинг к деньгам относился как к одному из самых действенных инструментов для достижения поставленных целей. «Этот ключик подходит почти ко всем замкам», — любил говаривать он. А деньги у действительного тайного советника в отставке водились. Во-первых, генеральская пенсия, во-вторых, удачные вложения в финансовые бумаги, в-третьих, наследство от почившей в бозе супруги баронессы фон Лартинг в виде одной из самых солидных, а соответственно и доходных нотариальных контор Дании. Звезда русской разведки на севере Европы постепенно закатывалась, а с ней заканчивалась и бурная карьера Аркадия Михайловича. Прошли времена самого начала XX века, когда барон фон Лартинг принимал самое непосредственное участие практически во всех секретных операциях русской разведки в Европе, сначала в качестве помощника руководителя, а потом и самого шефа заграничного отдела полиции в Европе. После окончания Русско-японской войны, разгрома народовольцев и подавления революции интерес к заграничному отделу со стороны высокого столичного начальства пропал. Полиция и жандармерия постоянно реформировались, войн не намечалось, революционеры тоже на время попрятались по углам зализывать раны. Недальновидные политики стали задаваться вопросом, а нужен ли вообще этот отдел, у которого к тому же довольно приличный и совсем непрозрачный бюджет. Из Петербурга повадились наезжать ревизоры, которые, слава богу, сами с удовольствием вкушали от непрозрачности этого самого бюджета, стараясь задержаться в Европах до неприличия, за что писали о Лартинге замечательные рапорты. Однако Аркадий Михайлович был воробьем стреляным и счел за благо выйти в отставку, что, ко всеобщему удовольствию, и сделал в 1910 году, получив на прощание очередной орден Святого Владимира за беспорочную службу с надписью «25 лет». Аркадию Михайловичу, несмотря на всю деятельность его натуры, к шестидесяти годам уже хотелось некоторого покоя. К тому же нотариальная контора требовала все большего внимания, бизнес разрастался, открывались новые отделения. В свое время заведование таким учреждением наряду с баронским титулом служило русскому резиденту отличным прикрытием, позволяло вояжировать, заводить обширные знакомства и открывало двери очень многих значимых европейских домов. Таким образом, Аркадий Михайлович решил в Россию не возвращаться, поскольку и дела не отпускали, и хотелось быть подальше от начальства с его возможными не очень приятными вопросами.

С течением времени агентура Лартинга начала редеть в силу самых разных причин, но нескольких особо ценных кадров резидент продолжал прикармливать и держать на коротком поводке, так, на всякий случай. Одним из таких «законсервированных» агентов был Клаус Дитрих, инженер по минному вооружению, завербованный в 1904 году тогдашним шефом Лартинга Петром Станиславовичем Рачевским. Рачевский спас молодого незадачливого инженера от неминуемой смерти, буквально вырвав из рук японской агентуры в Германии. С тех пор Дитрих исправно поставлял ценную информацию, которая, впрочем, неплохо оплачивалась. В свете последних событий Лартинг решил встретиться с этим агентом, посему выехал в Германию для инспекции берлинского офиса своей фирмы. Туда же выехал и Дитрих, интерес которого Лартинг подогрел тем, что не прислал деньги, как обычно, с доверенным курьером, первый раз за многие годы. Они встретились на вокзале.

– Не ожидали, Дитрих? — весело спросил вышедший на перрон Лартинг. — Я сегодня за курьера, не возражаете? Ну что вы стоите, как телеграфный столб? Разве так встречают финансовых попечителей? Здравствуйте, Клаус.

– Добрый день, господин Лартинг.

– Слава богу, вернулись память и дар речи.

– Какими судьбами?

– Вот решил прогуляться по Берлину, а заодно проведать вас, поговорить. А то я шлю, шлю дорогие приветы, а в ответ ничего. Может, вы и не получаете их давно?

– Пойдемте, господин Лартинг, здесь слишком людно. Я бы и впредь получал, да только поток иссяк. И не называйте меня, пожалуйста, Дитрихом, моя фамилия Шварцер, и уже давно, или вы позабыли?